Взятка — отнюдь не неизбежное зло Поделиться
Наиболее популярный и привычный, уже навязший в зубах порок управления, и далеко не только государственного, — коррупция. Она разрушает наше общество и нашу жизнь. Она повышает цены, уничтожает рабочие места, грабит нас каждый день и лишает нас и наших детей будущего, даже если мы этого не сознаем.
Фото: Pxhere
Именно коррупция представляется ключевой причиной всесокрушающего мигрантского потока, буквально смывающего Россию и саму русскую цивилизацию с лица Земли: недобросовестные чиновники по вполне объективным причинам (в том числе и неосознанно) стремятся заместить носителей русской культуры, считающих взятку преступлением, носителями других культур, воспринимающих ее как нормальную деловую транзакцию.
Государство эффектно бьется с коррупционерами, в политически значимые моменты встряхивая общество потрясающими разоблачениями, вселяя в него все новые старые надежды и снимая политические и психологические дивиденды с плотно забитых деньгами «квартир-сейфов» и дворцов, стоящих на фундаментах из слитков золота. Однако оно почти не меняет правила ведения дел (в том числе и установленные законодательно), которые постоянно и широко порождают этих коррупционеров.
Соответственно, какие бы тучи ни собирались над головами конкретных коррупционеров и на какие бы сроки с какой бы потрясающей оглаской их ни осуждали, коррупция как явление остается почти неприкосновенной.
Принципиально важно, что в борьбе со взяточничеством (как и с большинством других тяжких преступлений) жестокость сама по себе не поможет, — важно совершенно иное: очевидная для всех неотвратимость наказания. В средневековом Китае из казненных взяточников иногда набивали чучело, сажая его для острастки в кабинете преемника, — и потрясенные западные путешественники описывали чиновников, как ни в чем не бывало вымогавших взятки в компании такого чучела. Ведь рамки определенных правил просто не оставляли чиновникам приемлемого выбора: не хочешь воровать — уходи с государевой службы.
Между тем взятка — отнюдь не неизбежное зло и тем более не народный танец, о чем более 100 лет назад писал еще блестящий сатирик Аркадий Аверченко. Встроенный механизм самоочищения самой гнусной, самой разложившейся власти весьма прост и прекрасно известен всем причастным к ней — для преодоления коррупции нужно всего лишь запустить его. (Кстати, нельзя полностью исключить того, что реализовать его не позволяют именно его очевидность и общеизвестность: если бы руководящие государством круги не сознавали его эффективность, за минувшие годы они вполне могли запустить его и просто нечаянно, «по ошибке».)
Пресловутая «политическая воля», на нехватку которой комментаторы и наблюдатели уже практически автоматически сетуют уже 37 лет, нужна прежде всего именно для запуска этого механизма и поддержания его функционирования.
Вор должен сидеть в тюрьме, а не во власти, — однако не менее важно, что награбленное им должно не служить ему надежным пенсионным фондом, подтверждая максиму «взятка лучший бизнес», а быть возвращено народу.
Поразительно, что для освобождения российской государственности из плена коррупции и (что политически не менее опасно и по-человечески значительно более обидно) подозрений в ней надо сделать всего лишь два наглядно доказавших свою эффективность шага, переводящих любой сколь угодно разложившийся механизм управления (включая и его правоохранительный сегмент) в режим самоочищения.
Первый: необходимо установить (по примеру Италии), что взяткодатель при сотрудничестве со следствием освобождается от ответственности гарантированно, полностью и автоматически (а не как у нас — частично и то в случае совпадения желаний следователя и судьи). Это возлагает всю ответственность за коррупцию на ее организатора — чиновника, разрывая тем самым круговую поруку, объединяющую его с его жертвами, и лишает последних стимулов к его защите.
Второй запускающий механизм самоочищения власти от коррупции шаг заключается во введении (по примеру США) полной конфискации даже добросовестно приобретенных активов (кроме необходимого для весьма скромной жизни) семей и близких родственников членов организованной преступности, не сотрудничающих со следствием. Речь идет именно об организованной преступности, так как коррупция власти всегда связана с мафией, которая вычищает одиночек-взяточников надежней и неотвратимей любых правоохранителей — просто в процессе конкурентной борьбы
Поскольку «общака» на всех не хватит (ведь он создается для экспансии, а не для защиты рядовых и даже средних по значению мафиози), значительное количество вовлеченных в коррупцию людей, привлекших внимание правоохранительных органов, окажется перед беспощадным выбором: рискнуть своей жизнью или обречь семью на бедность. Практика (правда, пока лишь американская) показывает, что критически значимая часть предпочитает рискнуть жизнью ради семьи — и это надежно выбивает экономическую почву из-под ног мафиозных кланов.
Эти меры в принципе достаточны, так как сотрудники даже глубоко коррумпированных правоохранительных органов, естественным образом стремясь к повышению по службе, начинают массово применять их и по отношению друг к другу.
В результате в Италии они лишили мафию политической власти везде, кроме юга страны (правда, за пять с половиной лет при реализации этой нормы сменилось шесть правительств), а в США традиционная мафия перестала быть значимой политической силой.
Все остальные меры, бесконечно обсуждаемые и пережевываемые уже отчаявшимся обществом, носят вспомогательный характер — но тем не менее ценны.
Так, жизненно необходима (по примеру Сингапура) презумпция виновности в случае несовпадения официальных доходов и расходов в семьях чиновников.
Огромные возможности дает пресловутая цифровизация, позволяющая не только наглядно, в онлайн-режиме видеть, живет ли тот или иной чиновник по средствам, но и переводить все процедуры выработки и согласования решений в электронный и притом формализованный режим. Если на смену хаотическому обмену информацией через разнообразные (и часто контролируемые западными спецслужбами) мессенджеры придет структурированная электронная платформа, прозрачная для государства, — контроль станет невидимым, неощутимым и при этом всеобъемлющим. Любое неадекватное решение каждого чиновника будет выявляться и автоматически проверяться — и завершаться его наказанием либо за некомпетентность, либо за коррупцию.
Категорически необходимо лишить чиновников возможности откупаться за коррупционные преступления — «платить за раскрытые взятки из нераскрытых». Эта средневековая, по сути, норма была (среди других) подарена оргпреступности (включая коррупционеров) еще президентом Медведевым под видом «либерализации Уголовного кодекса». Но ни при каких обстоятельствах нельзя забывать, что коррупция во власти, в отличие от коррупции в бизнесе или учреждении социальной сферы, — это отнюдь не имущественное преступление, а преступление прежде всего против государственности, то есть принадлежащее к той же категории, что и измена Родине.
Представляется крайне важным ввести автоматическое пожизненное лишение всех осужденных за коррупционное преступление (в том числе и совершенное вне системы государственного управления) права занимать не только государственные, руководящие и выборные должности, но и вести любую юридическую деятельность, а также, что обычно забывают, преподавать общественные науки. (Автор хорошо помнит весьма красочные и убедительные лекции о том, как правильно давать и брать взятки, которые от нечего делать, «по зову души», читали в некоторых уважаемых московских вузах не менее уважаемые либеральные реформаторы средней руки, оставшиеся не у дел.)
Перечисленные меры (и даже только первые две) резко снизят уровень коррупции и лишат ее системного характера, то есть сделают невозможным самое опасное — принятие стратегических решений из коррупционных мотиваций.
Не стоит забывать и о том, что даже простое снижение уровня коррупции благодаря реализации этих мер буквально за три года обеспечит Россию, по сути дела, вторым бюджетом.
Ничего принципиально сложного в требуемых изменениях нет: было бы желание. Борьба с коррупцией точно так же, как и борьба с отдельными коррупционерами, как и выбор между этими двумя видами борьбы или отказ от нее, является вопросом не экономики и тем более не юриспруденции и даже не практики правоприменения, а всецело вопросом политики.
И я убежден, что с нашей с вами помощью, уважаемые читатели, он в конечном итоге будет решен правильно.
Просто промедление в этом деле не смерти подобно: промедление в борьбе с коррупцией и есть сама смерть для десятков, а в современных условиях и сотен тысяч наших сограждан, — и растление десятков миллионов на глазах начинающих искренне верить в то, что именно коррупция является реальной основой государственного строя нынешней России.
