Новая роль российского государства до боли напоминает старые времена
Что самое важное из происходящего в современной мировой экономике? Аккуратное свертывание на фоне оживления антикризисных и антипандемийных стимулов ее поддержки в виде щедрой денежно-кредитной политики? Уверенные шаги ее «озеленения»? Меры по сокращению выросшего социального расслоения? Да, конечно. А в целом? Нужна новая роль государства.
Фото: kremlin.ru
Не просто «ночного сторожа», оберегающего рыночные основы и прежде всего права частной собственности и свободу конкуренции, но и обеспечивающего социальный мир и продвижение по названным приоритетным направлениям, где без него достичь прогресса невозможно. А как с этим обстоит дело у нас, в России?
Кризис 2020 года можно считать продолжением кризиса 2008-2009 годов. При этом совершенно очевидно, что мотор пока продолжающегося кризиса более чем специфичен – разразившаяся эпидемия и ответ на нее в виде частичного закрытия экономики.
Но есть и другая сторона. Кризис 2008-2009 годов формально был преодолен, экономика после него начала расти, но содержательная проблема в том, что он был преодолен за счет такой экономической политики, которая лишь отодвигала его продолжение. «Новая нормальность» сверхмягкой кредитно-денежной политики привела к накоплению долгов, а уже сами ожидания изменения антикризисной политики после формального преодоления кризиса могут привести к схлопыванию долговых пузырей, то есть к новому изданию кризиса 2008 года.
Роль вирусного кризиса 2020 года в том, что он обусловил еще большую денежно-кредитную щедрость регуляторов, а значит, обострил стоящую сейчас проблему свертывания этих стимулов. Таковы «посткризисные» вызовы мировой экономики.
У России – кто бы сомневался! – своя специфика. Во-первых – и это предмет национальной гордости российских финансистов во власти – у нас было свое смягчение денежной политики в виде полосы снижения ключевой ставки ЦБ, что не вызвало соизмеримых с мировыми опасений раздувания долговых пузырей.
Во-вторых, роль российского государства в экономике уже сейчас такова, что сама постановка вопроса о ее дальнейшем усилении вызывает в бизнес-сообществе оторопь. Само же государство в лице его высших чиновников, естественно, готово взять мировой тренд на вооружение.
Впрочем, даже не оглядываясь на происходящее в мировой экономике, российское государство уже активно берется осваивать условно новые зоны своего вмешательства в экономические процессы. «Условно» – потому что «новая роль» российского государства начинает напоминать, казалось бы, давно минувшие времена.
Сначала в зоне пристального внимания чиновников оказались ценники в магазинах. В преддверии кампании по выборам в Думу был принят комплекс мер по обузданию цен. В качестве экстренного рычага был использован «бензиновый опыт»: с крупнейшими поставщиками и сетевыми распространителями были заключены соглашения, фактически предусматривающие временную заморозку цен на отдельные виды продовольствия. В качестве стратегической меры правительство в конце февраля 2021 года приняло распоряжение о постоянном мониторинге цен на потребительском рынке. Цель – отследить зоны «ускоренного», то есть заметно превышающего общую инфляцию, роста цен и принимать оперативные меры. За каждым министерством закреплена ответственность за цены на подведомственном участке, рабочую группу по мониторингу и оперативному реагированию на изменение потребительских цен на социально значимые товары возглавил первый вице-премьер Андрей Белоусов. Пока меры оперативного регулирования стоят на запасном пути, но в том, что за ними не заржавеет, сомневаться не приходится.
Гарант тому – Андрей Белоусов. Он давно готов воплотить в жизнь свои представления о социальной справедливости, которую первый вице-премьер понимает не как приоритетное внимание правительства росту реальных доходов населения, а как прежде всего восстановление бюджетных интересов государства. Тем более что это самое государство, как выразился Андрей Белоусов в недавнем нашумевшем интервью, «нахлобучили» на 100 млрд рублей отечественные металлурги. Эта процедура была проведена через рост цен и, соответственно, рост прибылей компаний. Белоусов прямо заявил, что уже предупредил металлургов: деньги придется вернуть в бюджет. Его цитату стоит привести: «Ребят, я сейчас даже не буду думать, как с вас снять – такой налог, сякой, через НДПИ. Единственное, ценник вот (100 млрд руб. – )».
Белоусову стоит отдать должное: он упорен и последователен. «Черная метка» металлургам от него приходит не в первый раз. Еще летом 2018 года в СМИ попал пресловутый «список Белоусова» – документ с предложением «изъять» на нужды реализации нацпроектов 500 млрд рублей из прибыли металлургических компаний и производителей удобрений на том основании, что их допдоходы были получены исключительно за счет роста экспортных цен. Тогда этот список стал прародителем закона о защите и поощрении капиталовложений, в котором нет изъятий, а есть льготы для инвесторов в крупные проекты, отобранные совместно представителями государства и бизнеса. Но, как выясняется, закон законом, а борьба за специфически понимаемую социальную справедливость для Белоусова – дело святое.
Применительно к очередным изъятиям, теперь только у металлургов, «ценник вот» – это экспертная оценка самого первого вице-премьера. Он признает, что к разгону цен приложили руку мировые рынки, которые таким закономерным образом реагировали на денежную щедрость главных финансовых регуляторов. Но Белоусов проводит разделительную линию: мировые цены и мировые регуляторы – это одно, а российская действительность – совсем другое.
Тогда стоит провести параллель с ценами на нефть. Здесь определенным демпфером между мировыми и внутрироссийскими ценами являются экспортные пошлины. Но с ними сталкиваются и металлурги. Почему же зависимость финансовых показателей нефтяников от колебаний конъюнктуры, которая вполне может привести к тому, что они оказываются в шоколаде просто за счет падения производства нефти где-нибудь в Венесуэле, Ливии, Ираке или Индонезии, не заставляет Белоусова предъявить им свой «ценник»?
Ответа два. Первый – в нефтяной отрасли налоговый механизм лучше отлажен. Но тогда возникает еще один вопрос: разве предстоящая в соответствии с «налоговым маневром» поэтапная отмена экспортной пошлины при росте НДПИ не подтолкнет российские цены к мировым? А это разве не будет означать, что возрастает опасность при благоприятной конъюнктуре «нахлобучивания» государства нефтяниками? Но даже если это так, разве этот риск не уравновешивается тем, что падение цен «нахлобучивает» уже самих нефтяников, причем дважды: выросший НДПИ, независимый от экспортных цен, им придется платить в бюджет в любом случае?
Второй ответ в том, что крупнейшие российские нефтеэкспортеры за малым исключением- это сплошь госкомпании, а с ними у государства, раз Белоусов им свой ценник не предъявляет, иные счеты. Зато среди металлургов хватает завсегдатаев списка Forbes, и именно им, частникам, Белоусов недвусмысленно предлагает делиться. И под это свое предложение, чтобы сделать его таким, от которого невозможно отказаться, первый вице-премьер потом поручит «придумать» обновление фискального обложения.
Вернемся к глобальному тезису о том, что новые вызовы, с которыми сталкивается мировая экономика, объективно требуют новой активизации государства. Теперь мы видим, как эта активизация происходит у нас. Возникает ощущение, что в России «новые» госинициативы могут привести не к эффективному решению стоящих задач в русле мировой практики, а к традиционному поиску особого пути. А в том, что подобные поиски приводят только к попыткам апгрейдить что-то давно пройденное, если не вовсе замшелое, мы уже не раз убеждались.
